Маркиз обернулся на звук упавшего тела, и слова застыли на его губах.

– Гуго?!

Этого не могло быть. Гуго де Вержи, его соратник и друг, лежал на каменных плитах в луже собственной крови.

– Как?.. – прошептал Мортемар.

Убит? И кем – этим ничтожеством?!

Он перевел взгляд на лекаря.

– Ты, Жан Лоран де Мортемар, – медленно проговорил Венсан, – умрешь здесь, призывая всю силу камня, который не поможет тебе.

Он наклонился и вынул меч из руки мертвого графа.

– Ты, – сказал Венсан, приближаясь к изумленному Мортемару, – ты останешься в памяти не правителем, а предателем. А потом тебя забудут.

Жан Лоран пришел в себя. Он здраво оценил безумный блеск в глазах лекаря, уверенность, с которой тот держал меч, и отринул мысль, что лекарю удалось справиться с Гуго лишь волей слепого случая. Нет, перед ним стоял человек крайне опасный! Он не даст ему закончить обращенные к камню слова, он будет нападать, и не дай бог Жан Лоран собьется или оговорится!

Маркиз быстро взглянул на луну и, убедившись, что она по-прежнему ярка и огромна, бережно положил камень на парапет.

В этот миг Венсан нанес удар. Но меч Мортемара отразил его. Искривленный персидский клинок, тяжелый, обоюдоострый, с переливающейся серебряной волной посередине закрутился вокруг маркиза будто бы сам по себе. Венсан попятился, избегая сверкающего смертоносного диска.

Противники закружили по башне, не спуская друг с друга глаз. За спиной Мортемара лежало тело Николь, за Венсаном – мертвый Гуго де Вержи.

– К чему тебе камень? – спросил маркиз, медленно обходя упавший стол, разделявший его и лекаря. – Твои желания ничтожны!

Он сделал обманный выпад, надеясь достать врага с одного удара. Однако впервые в жизни ему достался противник столь же быстрый, как он сам. Лекарь уклонился и ответил встречным выпадом, который достиг бы цели, если бы не огромный опыт Мортемара. Маркиз подался назад, и клинок сверкнул в дюйме от его лица.

– Что ты хочешь? – выкрикнул Мортемар. – Богатства? Славы?

Вопросы его имели лишь одну цель – отвлечь врага. Тот, кто слушает тебя, уже наполовину побежден.

Но ответом ему был только свист короткого меча.

Больше Жан Лоран ничего не говорил. Он понял, что лекаря этим не проймешь. И тогда маркиз сменил тактику.

– Г-ха!

Сверкнул волнообразный клинок, зазвенела сталь. Мечи скрестились, но здесь перевес был на стороне Мортемара. Лекарь не уступал ему в ловкости, но проигрывал в силе и воинском опыте.

Маркиз отбросил лекаря назад и коротко прошипел, когда лезвие рассекло его руку. Но царапина была пустяковая, она лишь сильнее разъярила его.

Жан Лоран оттолкнул стол и скрипнул зубами, когда боль пронзила грудь. Но больше она не могла его остановить. Маркиз двинулся вперед, вращая мечом и оттесняя лекаря к стене. Перед его глазами стоял камень, в ушах звучали несколько слов, которые он произнесет, когда распорет горло этому выскочке.

Он видел себя на королевском троне, а где-то у его подножия слышал ропот неисчислимой армии, повинующейся каждому приказу. Он наблюдал расцвет страны, богатеющей при правлении Жана Лорана. Читал свое прославленное имя, внесенное в летописи, увековеченное в мраморе. И каждое из этих видений наполняло его душу торжеством, а тело – силой.

Венсан не мог противостоять такой мощи. Он отбивал удары, но рука его слабела. Ему удалось несколько раз достать маркиза, но тот был словно заговорен от ран. Кастет Венсан давно бросил, да от него и не было бы никакого толку: вращающееся лезвие не давало ему приблизиться к Мортемару.

В последней попытке, собрав все силы, Венсан бросился на врага, но мертвый Гуго де Вержи напоследок отомстил ему. Лекарь поскользнулся на его крови и, взмахнув руками, рухнул на спину.

Следующий удар Мортемара выбил меч из рук лекаря. Оружие, зазвенев, упало так далеко, что Венсан не в силах был дотянуться до рукояти. Жан Лоран поставил ногу ему на грудь и занес клинок над поверженным врагом.

– За тебя, мой друг, – горестно сказал он, взглянув на тело Гуго де Вержи.

Пронзительный вопль раздался за его спиной. Прежде, чем Мортемар успел опустить меч, длинная черная фигура налетела на него и повалила на пол, визжа как взбесившаяся лесная кошка.

Венсан отполз в сторону и приподнялся в изумлении. Бернадетта?!

Разъяренная одноглазая фурия вцепилась в лицо маркизу, разрывая кожу. Он драла его, верещала, шипела, раскачивалась, как безумная. Кровь заливала маркизу глаза, крики оглушали. Меч был прижат к полу его собственным телом, и Мортемар никак не мог высвободить клинок.

– Убийца! – визжала старуха. – Паршивый мясник!

Жан Лоран извивался под ней, пытаясь перехватить свое оружие. Крепкие пальцы старухи уже терзали его горло.

– Помнишь меня? – пронзительно закричала Бернадетта, склонившись к лицу маркиза и прожигая его единственным глазом. – Помнишь?!

Ее ладони все сильнее вдавливались в его толстую бычью шею. Лицо Мортемара побагровело, глаза выкатились из орбит. Но ему удалось наконец выдернуть руку с мечом. Маркиз оттолкнулся от пола, сбросил с себя старуху и перекатился на спину. Бернадетта вновь навалилась на него, и тогда Жан Лоран, изогнувшись, ударил ее в бок.

Ключница вскрикнула и разжала пальцы.

Жан Лоран занес руку для второго, последнего удара. И в этот миг тонкое длинное острие ножа, забытого им возле Николь, пронзило шею чуть пониже уха.

Маркиз дернулся. Рукоять меча выпала из ладони. Он перевел недоумевающий взгляд туда, откуда прилетело раскаленное жало, и увидел лекаря, метнувшего его собственный нож, точно копье.

Мортемар прижал руки к шее, но было слишком поздно. Жизнь вытекала из него. Он пытался сосредоточить взгляд на камне, вбиравшем в себя свет призрачной луны, но его заслонило изможденное старческое лицо.

– Умираешь ты, ваша светлость, – сказала Бернадетта. – Взаправду умираешь. Господи, наконец-то…

Луна над ее головой позеленела, раздвоилась и вдруг приблизилась к нему, обретая знакомые черты. Ведьма Черного леса склонилась над Мортемаром, и как он ни пытался остановить ее, отвела его руки от смертельной раны.

Жан Лоран упал, дергаясь в последних судорогах и затих навсегда.

Бернадетта запрокинула голову и что-то закричала протяжно – кажется, то была безумная песнь победы, полная одновременно и скорби, и радости – но у Венсана в ушах стоял глухой шум. Боль, горе, опустошение – все навалилось на него разом. Четко, как никогда, он осознал, что жизнь его кончена, и сколько бы лет ни отпустил ему господь, не будет ни дня, когда он не пожалеет о том, что выжил сегодня.

Задыхаясь, он поднялся и увидел, как медленно гаснет в бездонном небе пепельная луна, будто серебряная монета, опускающаяся в толщу воды. Камень, оставленный Мортемаром на парапете, казался в ее слабом свете не черным, а голубоватым.

Ни о чем не думая, Венсан протянул ладонь и сжал его в кулаке.

– Послушай, – прохрипел он, – мне ничего не надо. Только пусть она живет. Ты слышишь?! ПУСТЬ ОНА ЖИВЕТ!

Луна вдруг сделалась ярче – и исчезла, будто ее стерли одним взмахом руки. Венсану показалось, что он слышит язвительный смех существа с острой бородкой, являвшегося к нему в темницу.

Разум, говоришь? Так ответь теперь, чего стоит весь твой разум, Венсан Бонне, когда ты стоишь над ее телом и умоляешь о чуде! Ты, убежденный прежде, что чудес не бывает, – на что надеешься ты теперь?

«На свою веру».

А во что ты веришь, Венсан Бонне?

Ответ сорвался с его губ сразу, словно он знал его всю жизнь, а не понял только сейчас.

«В то, что любовь сильнее смерти».

Смех громче прежнего был ему ответом.

Чушь! Смерть непобедима, лекарь Венсан. Тысячи тысяч любящих и любимых канули в бездну, из которой нет возврата, и лишь память о них – единственное слабое утешение, доступное оставшимся. Так взгляни в лицо правде, лекарь Венсан. Что скажешь ты?

«Что любовь сильнее смерти».

Глупец! К чему твое упрямство? Ты любил свою жену – и она мертва! Оживила ее твоя любовь? Зачем цепляться за ложные надежды, когда ты сам признавал их бесполезность. Чудес не бывает. А если они и случаются изредка, то дарованы лишь тем невинным, в чьих душах нет места сомнениям. Загляни в свою душу, лекарь Венсан! Что ты видишь там?