Его слова и на этот раз долго доходили до стражника. «Ну же, ну же! – мысленно подгонял его Венсан. – Соображай, чурбан! Быстрее!»
Наконец мужчина зашевелил губами.
– Чем пахнет? – боязливо переспросил он, опасаясь подвоха.
– Вот именно! Чем?
Косясь на сумасшедшего лекаря, стражник принюхался. На лице отразилась напряженная работа мысли.
– Это, значит, пахнет, да… – подтвердил он.
Венсан едва удержался, чтобы не переместить пальцы с плеча болвана на его горло. Но он одернул себя. Парень не виноват, что туп как пробка. Никто не виноват в собственной глупости, давно бы пора тебе это понять, Венсан Бонне.
– Чем? – с невероятным терпением повторил он.
– Чем-то пахнет, ага…
– ЧЕМ? – рявкнул Венсан.
– Да вроде сладким чем-то, – забормотал перепугавшийся стражник. – Ага, цветком. Как бишь его? Девичьи слезы, ага!
Венсан отпустил бедолагу и шумно выдохнул. Тот немедленно схватился за эфес шпаги и напустил на себя грозный вид, словно говоря, что никто не смеет его хватать и рычать ему в лицо. Он тут не пустое место!
Но Венсан уже забыл о его существовании.
Девичьи слезы! Старая легенда о том, как девушка, покинутая возлюбленным, наплакала целое море слез, и там, где они падали, вырастали маленькие сиреневые цветы.
В этой округе девичьими слезами с давних пор называли лаванду.
Венсан вернулся на то место, где они стояли с Пьером Рю. Его вел обострившийся нюх. Едва он понял, что запах – не плод его воображения, аромат лаванды из врага стал союзником.
Он больше не был навязчивой галлюцинацией. Он был подсказкой. И мог подсказать, кто убил Элен де Вержи.
Втягивая воздух, точно охотничий пес, учуявший дичь, Венсан повторил путь начальника охраны. У всех хороших лекарей превосходное обоняние, но его еще подстегивало возбуждение. Вот Медведь вышел из комнаты Беатрис, где он оставил портрет, вот прошел по галерее, миновал сторожевую башню, спустился вниз…
Венсан сбежал по лестнице, прижимаясь к стене. Осторожно выглянул из-за угла.
В переходе между галереями никого не было.
Но лавандовый след не лгал. Венсан проскользнул за спинами двух высоченных слуг маркиза де Мортемара, хмуро осматривавших двор, и незамеченным скрылся под сводами башни.
Вперед, вперед, за нежно-сиреневым следом, развеивающимся в полумраке! Лаванда укажет дорогу. Кажется, если приглядеться, можно увидеть лепестки цветов, плавающие в воздухе. Всего несколько минут назад он проклинал этот аромат, а теперь готов благословлять его стойкость.
Венсан уже догадался, куда направляется начальник охраны. Приближался обеденный час, а все трапезы проходили в большом каминном зале. Граф не был скуп, и на его обедах собирались многие соседи: мелкопоместные дворяне, обедневшие носители родового титула – любители дармового угощения. Эту традицию отменили лишь на первые два дня траура, но уже сегодня все возобновилось.
Протискиваясь сквозь разношерстную толпу, Венсан издалека заметил широкую спину Пьера. Тому не приходилось прокладывать себе дорогу: гости сами уважительно расступались перед начальником охраны замка Вержи.
До своего почетного места – Пьер всегда восседал справа от графа – ему оставалось всего несколько шагов, как вдруг кто-то налетел на него сзади, едва не сбив с ног.
Пьер обернулся, вспыхнув от гнева. С губ его готов был слететь приказ схватить шутника, но, узнав наглеца, Медведь знаком остановил устремившуюся к нему охрану.
– Бонне, вы насмехаетесь надо мной? – с тихой яростью поинтересовался он. – Полагаете, милость графа безгранична?
Пьер был готов к тому, что лекарь ответит дерзостью. Но, к его удивлению, Бонне рассыпался в самых униженных извинениях. Он не хотел плохого: лишь желание услужить ее милости Беатрис заставило его мчаться за начальником охраны.
– Беатрис? – нахмурился Пьер, пытаясь осмыслить случившуюся с лекарем метаморфозу. Куда делся волк, готовый дать отпор каждому, кто сунется к нему? Немногословность, которой Бонне прикрывался, точно овечьей шкурой, на ни секунду не обманывала Пьера. Он видел, с кем имеет дело.
– Ее милость забыла поблагодарить вас за то, что вы взяли на себя труд принести картину, – раболепно склонился лекарь. – И поскольку она сегодня не покидает своих покоев, то просила меня исправить ее упущение. Простите, я перестарался!
Медведь пренебрежительно фыркнул.
Он, наконец, понял, что произошло. Расставшись после едва не случившейся стычки, Бонне сообразил, чем опасна ссора с начальником охраны, и скис, как молоко, постоявшее на жаре.
Жестокое разочарование охватило Пьера Рю. Он уважал стойких противников: они позволяли ему полнее ощутить собственную силу, выходя победителем из битвы. Их поражения драгоценными воспоминаниями ложились в его копилку. Время от времени Пьер упоенно перебирал их, как вельможная дама перебирает жемчужины.
Хороший побежденный враг стоил тысячи монет.
Вряд ли он сам отдавал себе отчет в том, что его бесценный жемчуг призван скрыть под собой черный, без малейшего проблеска камень, напоминавший о том единственном случае, когда Пьер позорно бежал, испугавшись схватки.
Лекарь лишил его новой жемчужины. Не было никакого волка: был дворовый пес, вовремя понявший, кто здесь хозяин.
– Мой дорогой Бонне, – снисходительно заметил Пьер, – нет никакой необходимости в спешке. Если вас еще попросят что-нибудь передать, советую быть более внимательным.
Начальник охраны подался вперед. Голос его звучал благодушно, но глаза сверкнули, когда он закончил:
– Иначе в следующий раз вы можете случайно напороться на меч.
– Я не забуду об этом, – подобострастно заверил лекарь, пятясь мелкими шажками.
Медведь очень удивился бы, если бы мог наблюдать за Венсаном после того, как тот покинул трапезную.
Лекарь не пошел к себе. Он свернул в сторону южной галереи, самой немноголюдной из всех, и вскоре добрался до крохотной комнатушки, забитой старьем.
Оглядевшись, Венсан нырнул за дверь и придавил ее изнутри скамьей.
Он опустился прямо на пол и разжал пальцы. В сомкнутом левом кулаке скрывалось то, что с ловкостью вора он вытащил из-за обшлага Пьера Рю, толкнув его в спину.
Белый кружевной платок, благоухающий лавандой.
Из маленького окошка падал скудный свет, но и его Венсану было достаточно, чтобы рассмотреть буквы в углу платка. Хорошо знакомая монограмма, витиеватое переплетение «А» и «В». Собственность графини Вержи.
Несколько минут Венсан смотрел на белый лоскут. Затем скомкал нежную ткань, и невеселая усмешка тронула его губы.
Теперь он, кажется, знал, кто и почему убил бедную Элен.
Глава 16
К вечеру Николь почувствовала себя хуже. Плечо ныло, от него по всему телу расползался цепкий жар. Один раз в полудреме ей вдруг почудилось, будто из-под повязки выглядывает дрожащий крысиный нос: она вскочила с криком и не сразу поняла, где находится.
Ведьма все время была рядом: привязывала к ее запястьям прохладные листья, смазывала рану вонючей жирной мазью. Заставила Николь прожевать несколько зерен ячменя и бормотала над водой, в которой смачивала тряпку, чтобы обтирать больной лоб и виски.
– Я умру, матушка Арлетт?
Ведьма неторопливо полоскала тряпку в небольшом тазу: туда-сюда, туда-сюда… Серая ткань наполнялась водой и раздувалась, как дождевое облако.
– Не бойся смерти, бойся грехов.
– Нету на мне грехов! – с отчаянной дерзостью выпалила Николь. Но под полоснувшим ее острым взглядом стушевалась и тихо закончила: – …то есть страшных нету.
Со скрученного в жгут полотна вниз заскользили капли воды.
– А что такое страшный грех, лягушоночек?
– Человека жизни лишить, – не раздумывая, ответила Николь. – А еще богохульствовать. Есть у нас ключница, Бернадетта, – ох и язык же у нее! Иной раз такое брякнет – будто гром над головой грянул, хоть крестись.
Ведьма усмехнулась: