«Ты никому ничего не скажешь!»

Как Элен сумела догадаться о связи своей матери и начальника охраны? Им удавалось скрываться много лет! Дочь графини оказалась проницательнее всех.

Она не бросила бы обвинение матери в лицо, подумал Венсан. Девушки, подобные ей, никогда не действуют прямо. Это попросту оскорбительно для них. Должно быть, Элен затаилась, обдумывая, как ей использовать чужую тайну.

Но она выдала себя. По случайному ли взгляду или неосторожному слову, но Алиса де Вержи поняла, что дочери все известно.

Страшно представить, чем отплатил бы Гуго за предательство и измену. А графиня слишком хорошо знала цену дочерним чувствам Элен, чтобы надеяться на ее милосердие.

Размышляя о том, кому пришла в голову идея с элесией, Венсан остановился возле чадящего факела.

За действиями убийц чувствовался практичный ум начальника охраны. Одним ходом он вывел лекаря из игры, подставил под подозрения горничную и избавился от опасности в лице Элен.

Если бы не пристрастие графини к лаванде, Венсан до сих пор бродил бы в потемках. Но Алиса неосторожно подарила любовнику платок, хранивший запах ее духов, и невидимый след привел его к ответу.

– И что теперь делать с этим ответом? – вслух проворчал он.

– Летом-летом-летом-летом! – встревожилось эхо.

Зачем понадобилось красть второй флакон элесии?

Ежась от холода, Венсан снял факел и отправился навстречу темноте, каждым своим шагом как будто продавливая ее в глубь коридора. В серых стенах то слева, то справа распахивались разинутые черные рты подземных переходов. Сумрак проваливался в них и застревал там, плотный, как земляной ком.

Дойдя до очередной такой дыры, Венсан остановился. К чему углубляться так далеко, если вопрос не стоит и минуты размышлений.

«Алиса и Пьер собираются отравить графа».

Его лицо обдало неприязненное дыхание сквозняка. Венсан опустил руку с факелом.

Если Гуго убьют, ему тоже придет конец. Ни Пьер Рю, ни Алиса де Вержи не станут полагаться на его молчание.

Пока граф жив, Венсан в безопасности: убийцы побоятся насторожить свою жертву, расправившись с лекарем. Но как только Гуго не станет, от него немедленно избавятся.

«Идти к графу и обвинить его жену в измене и заговоре? – размышлял Венсан. – Гуго потребует доказательств. И что, помахать перед его милостью кружевным платком?»

Нет, одного платка недостаточно.

Ему по-прежнему нужна элесия. Флакон, найденный у Алисы или Медведя, куда убедительнее всяких слов.

Факел оттягивал руку, по ногам тянуло холодом. «Пора бы возвращаться, – подумал Венсан, – пока я не окоченел целиком».

– Настой либо у графини, либо у Пьера, так? – негромко поведал он узкому ходу, как будто в чье-то гигантское ухо. – На кого из этих двоих поставить?

Ему почудилось слабое шуршание неподалеку, в глубине «уха».

Верно, согласился Венсан, на Пьера. Начальник охраны любит графиню, но он привык держать все в своих руках.

Яд у него.

– Медведь носит его с собой? – снова подал он голос в темноту.

Тишина. Крыса, разнюхивавшая что-то в этих мертвых каменных норах, притихла.

Конечно нет, отмахнулся Венсан от собственного предположения. Слишком опасно, да и ни к чему. Но элесия всегда должна быть под рукой: вдруг подвернется подходящий случай.

Значит, флакон в его покоях.

Лекарь носком сапога поковырял кладку стены.

Несомненно, где-то в комнате начальника охраны есть тайник, и если Венсан доберется до него, то сможет лишить убийц их оружия.

«Если доберусь!» Легко сказать…

Северное крыло замка хорошо охраняется, а возле покоев Пьера всегда бодрствует стражник. Проникнуть внутрь, найти элесию и выбраться незамеченным – задача не из простых.

«Если у нее вообще есть решение, – мрачно подумал Венсан. – Как я проберусь в комнаты Медведя?»

– Как, черт возьми? – громко осведомился он.

– Возьми, возьми, возьми! – посоветовало эхо.

Но к его отголоскам примешивался еще какой-то шум.

Венсан вскинул голову и замер.

Топ-топ-топ-топ – тихо прошлепало вдалеке.

Крыса?! Никакая это не крыса!

Лекарь отшвырнул в сторону тяжелый факел и бросился в коридор.

Человек, пытавшийся скрыться как можно тише, понял, что его услышали, и побежал. До Венсана донесся быстрый перестук шагов.

– Стой! – крикнул он, не останавливаясь.

Света упавшего факела за его спиной хватало лишь на то, чтобы едва рассеять темноту. Тот, кого он преследовал, либо видел как кошка, либо хорошо знал эти ходы.

Венсан пробежал еще немного и остановился. Чутье подсказало ему, что впереди теперь только пустота.

Беглец куда-то свернул.

Он оглянулся. Красные лепестки огня клонились к полу. Факел вот-вот погаснет, и он останется в кромешной тьме.

Венсан все-таки прошел несколько шагов, ведя ладонью по стене. Кирпичи еще хранили тепло руки, дотрагивавшейся до них незадолго до него. Кто-то ждал здесь, смотрел из темноты на освещенный силуэт, прислушивался к бессвязным восклицаниям и, наконец, не выдержав, бросился прочь.

Кто это мог быть?

Венсана ошпарила внезапная догадка. Птичка? Неужели девчонка скрывается здесь?

Но он покачал головой. Николь не стала бы убегать от него. Она вышла бы навстречу, а не пряталась, как соглядатай.

Но кто может таиться в безжизненных подземельях?

Он не сомневался, что беглец все еще поблизости: стоит, затаив дыхание, сдерживая стук сердца.

Венсан подождал немного, ловя хотя бы намек на шаги, и, ничего не дождавшись, в задумчивости повернул обратно.

Алиса де Вержи сбросила бесполезную влажную тряпку со лба и медленно поднялась с постели, вцепившись в резную колонну балдахина.

Собственная шея отвратительно мягка и гибка. Стебель, слишком тонкий для ее огромной раздувшейся головы, набитой мутной кашей.

Очень осторожно, неся себя, словно бесценный сосуд, Алиса приблизилась к окну и отодвинула портьеру.

Месяц изогнутой выбеленной костью повис над замком. До чего остры его края! Расшатанные зубья сторожевой башни вызывающе скалятся в небо.

И повсюду тени. Нет от них спасения! Вечером Алиса несколько раз забывалась дремотой, но и во сне чудилась склоняющаяся к ней фигура. Ее придавливал ужас, тяжелый, как гора. Не встать, не вскрикнуть, не пошевелиться.

Тот, кто сказал, что страх липкий, ничего не знает о страхе! Страх – это камень. Глыба его рухнет, размозжит тебя, как ужа, и останется только пустая высохшая шкурка.

– Я не виновата, – беззвучно выговорила Алиса.

С верхушки сторожевой башни нырнула вниз одна серая тень, а за ней другая, третья… Графиня отшатнулась и захлопнула створку решетки, которую всегда оставляли открытой на ночь.

Она постояла, тяжело дыша, пытаясь собраться с мыслями. Господи, как же болит голова…

Духи мертвых могут остаться среди живых, твердила старая Магда, а Алиса не верила ей, не желала верить. Ах, какая насмешка судьбы: получить то, что отрицаешь. «Воздастся вам по вере вашей!» – вопит отец Годфри на проповедях. Чушь, все чушь. Воздается по неверию. Каждый получит то, от чего отворачивался всю свою жизнь, и тогда-то и распахнется беззащитное его нутро, вспоротое острым лезвием истины.

Женщина сглотнула. Даже слабое движение отозвалось безжалостной иглой в затылке.

– А-а-а-а!

Она прикусила кожу на запястье. Не стонать, не стонать!

Алиса всем нутром ощущала, что позади нее в ночном сумраке затаилось нечто, не имеющее облика. Слабое колыхание портьеры, тающие шорохи… Решетками не закрыться от него. Но пока оно оставалось снаружи.

– Воздастся каждому по его неверию, – прошептала Алиса.

Душа ее убитой дочери не покинет замок, пока не получит желаемого, а жаждет она возмездия.

– Я все сделаю. Я все сделаю, обещаю!

Дрожащие пальцы прикоснулись к распятию на груди.

– Я расскажу ему. Клянусь.

Она не оборачивалась, но знала: из темноты на нее кто-то смотрит.